← Timeline
Avatar placeholder
Doctor

Воспоминания о Холокосте.
- (Воспоминание Тани Фукс)

...Они забрали нашего хорошего друга, Мехеле Вольштейна, и его сына Лойсика, несколько врачей, учителей и других. После этого приехала старая няня Люсика и рассказала нам, как она своими глазами видела гору трупов на реке Прут, и первым трупом, который она увидела, был Люсик, а вторым - Мехеле. Мы просто не поверили ей... не хотели верить; но это была правда, ужасная правда; позже мы в этом убедились.

Недалеко от Бричан есть деревня Грубна, русская деревня с "кацапами" (*в наших краях кацапами называли староверов). У них были сады и лучшие фрукты, овощи и мед, продукты итд. Они привозили все это в ярмарочные дни на Бричанский рынок. Теперь, когда в Бричанах больше нет евреев, они привозили свои продукты в Черновцы. Однажды на рынке я встретила знакомого из Грубны, Василия. Он первым сообщил, что произошло изгнание евреев из Бричан. Он также рассказал мне, что двое детей одного из моих родственников, Люсика Шварца, адвоката, заболели лихорадкой с высокой температурой. Он умолял оставить детей в больнице на время, но это не помогло. Он должен был взять их с собой даже в таком состоянии.

В шесть утра в Бричанах приказали всем евреям собраться к восьми часам на Площади пожарников. Военные, полицейские и их добровольные помощники позаботились о том, чтобы никто из евреев не остался в их домах. Все это время в городе были слышны душераздирающие крики и плач. Ни одного еврея в городе не оставили. В последние минуты перед изгнанием умер пожилой еврей. Его дети просили, чтобы им разрешили оказать отцу свое последнее почтение и похоронить его, но им не дали этого сделать.

Старики, больные и дети, а также некоторые вещи, принадлежавшие тем, кто мог ходить пешком, но не мог носить свои вещи, были погружены в повозки. Остальные были построены рядами по 300 человек в ряд, окружены военными - и марш!

По дороге, все дальше и дальше. Лишь несколько христиан отвезли своих пассажиров чуть дальше. Большинство быстро выбросило пассажиров с их узлами и вернулось домой. Это было самое вежливое. Позже стало ещё хуже, мы стали встречать незнакомых христиан. Они нападали на нас и отбирали вещи. В дальнейшем стало еще хуже. Как будто они заранее договаривались с конвоем. И банды в деревнях: Они отделяли целые группы от рядов, от всей толпы, отводили их в сторону поля или леса - и там их грабили и убивали. Дорога была завалена трупами. Во время марша нас избивали. Многие не выдерживали и оставались на дорогах.

Мы прибыли в Атаки (город на Днестре со стороны Бессарабии; с другой стороны Днестра лежит Могилев-Подольский). И началась переправа через Днестр. Мост был взорван, и нас переправляли на лодках, паромах, других заставляли перебираться вплавь; людей и их имущество бросали в воду, продолжали избивать и убивать...

А на другом берегу Днестра, в Могилеве, есть гора; они погнали нас в гору. После такого перехода, кто мог бежать в гору с грузом? И когда мы были почти на вершине - они нас сбрасывали вниз. Сначала тот, кто еще мог с этим справиться, сбрасывал свои вещи, потому что для многих спуск был даже труднее, чем подъем... Потом другие люди забирали эти вещи. Они гнали нас снова и снова, только ради забавы, вверх и вниз, вверх и вниз...

Измученные, раздавленные, многие осиротевшие, в конце концов, оставшиеся немногочисленные пришли в Могилев. Город, разоренный, разбомбленный, разрушенный, готов был принять нас в свои руины, но теперь началось что-то новое: город все еще был в руках немцев, которые говорили, что им не нужны евреи, что они должны нас отправить обратно...

И нас погнали снова, с новыми ограблениями и убийствами, в Сокиряны. Они организовали там гетто. Здесь были все те, кто остался жив после марша. Бричанцы, хотинцы, липканцы - все они были в Сокирянах.

К нам приезжал Анатолий Епифанович Болбошенко. Он был сыном нашего бричанского священника, "другом". Другом для евреев вообще - не был! Идеологический кузист (*член крайне правой антисемитской партии, возглавляемой А. Кузой), бывший одноклассник многих еврейских детей из Бричанского профессионального училища, он приезжал, чтобы помочь облегчить боль некоторым из его бывших одноклассников и друзей из Бричан.

Он рассказывал: "По дороге в Могилев, во время прокладки автодорог, работают еврейские юноши - голые, босые, голодные скелеты". Кто-то пожалел их и из машины, проезжавшей мимо группы этих рабочих, бросили хлеб. Юноши бросились на хлеб, как дикие звери. Они рвали друг друга, как собаки, кусали друг друга. Прибежали охранники с собаками и разогнали их. Это стало развлечением для некоторых "теплосердечных" мужчин. Они умышленно проезжали мимо, выбрасывали целые хлебы и смотрели, как мальчики рвут друг друга.

В самом Могилеве люди лежат перед дверями, с увеличенными головами, руками и ногами - опухшие от голода, они лежат и умоляют о смерти, которая не спешит, не приходит, чтобы освободить их от мучительной жизни. Другие, тем временем, истощены, как скелеты. Люди сходят с ума от голода и ходят по улицам голыми, полностью обнаженными. Мешок или бумага - это одежда".

Год назад они говорили о 185 000 депортированных из Бессарабии и Буковины. После лета говорили о 250 000. Это были официальные цифры. Евреи имеют свои собственные счета и ссылаются на около 400 000 депортированных. А в течение зимы 80% этих людей умерли от голода, холода и эпидемий. Кроме того, летом 1941 года часть депортированных была отправлена из Транснистрии дальше, через Буг, к немцам, и никто не знал, что с ними случилось...

Нация уничтожается, и никто не придет нам на помощь. Сюда пришла открытка, написанная Ребе из Равы-Русской (Р. Ицхок Нахум Тверский), написанная латинскими буквами, со словами на иврите. Ребе писал, что мы должны вовлекать миры, мы должны кричать, мы должны донести до всех уголков мира: Они уничтожают нацию. Они собирают десятки тысяч евреев в одном месте; они мучают их непосильным трудом, голодом и жаждой, а потом убивают, тысячи сразу, газом. Кричите и бегите! Скажите всем во всех уголках, во всех мирах, писал Ребе.

Кому мы должны это сказать? Кто должен кричать? Мы сами отданы на смерть. Если не сегодня, то завтра.

Когда говорят: Тысячи людей умерли от голода, от холода, замерзли до смерти, это отражается как статистика; но когда ты знаешь, что твой старый больной отец пошел по этим дорогам, по полям, его преследовали дикие звери в образе людей, а потом он оказался в чужом месте, просил кусок хлеба, и никто не дал ему этот кусок хлеба, и он распух от голода, а потом умер - о, это не статистика - это твой отец умер от голода!.....

To react or comment  View in Web Client