Был когда-то город...
- (Воспоминание Михаэля Черкиса)

Мои воспоминания уходят примерно на 25 лет, с раннего детства до моего отъезда - не так уж много изменений произошло во внешнем облике Бричан. Эти воспоминания о Бричанах прошлого я посвящаю как памятник своим братьям и сестрам, друзьям и знакомым, чтобы нацистские враги были стерты без милосердия. Пусть навсегда будут благословенна память их жертв.

В центре Хотинского округа, между реками Прут и Днестр, в окружении лесов, проточных рек, садов и лугов, и окрестных селений, населённых валахами и русинами был мой маленький городок Бричаны.

Бричаны были открыты для ветров со всех четырех сторон, и три моста соединяли город с близкими и дальними окрестностями.

Романкауцкий мост вёл на железнодорожный вокзал, дорога проходила через города Романкауцы и Васкауцы (*в наст. время сёла Романковцы и Вашковцы в Сокирянском районе, Украина). Возницы передвигались по этим дорогам с оборудованными повозками, которые использовали трех-четырех запряженных лошадей, и брали с собой семь-восемь пассажиров и их багаж. В летние ночи я до сих пор слышу звуки колокольцев, которые объявляли о прибытии гостей и отъезде близких. Много раз эти колокольцы использовались для указания времени. Дорога огибала поля и леса. Летом лошади поднимали тяжелую пыль, осенью и весной они топтались в глубокой грязи, зимой в снегу.

С южной стороны - Липканский мост, который связывал нас с Липканами, Новоселицей. Во время Первой Мировой Войны власти проложили дорогу, которая связала нас автомобильным движением с Черновцами. С этой стороны дорога также шла до мельницы Санкаузера и до завода по производству спирта, который находился у истоков реки Даделес. Напротив был покрытый лесом холм с прекрасной панорамой долины.

С восточной стороны - Единецкий мост, который вел в одноименный город, а также в Сокиряны и на еврейское кладбище. Там были еврейские возницы, чей маршрут был специально направлен в эти два города: Мордехай Кандри, в Единцах, а также в Сокирянах был известным возницей, которого любили за его умные слова, шутки и трогательные истории. Когда он уезжал из Бричан, он поворачивался лицом к лицу с пассажирами, оставляя лошадей бежать самостоятельно, и разговорами о политике, проблемах общества, событиях и курьезах, с умом и остроумием, он занимал пассажиров так, что время в дороге для них пролетало незаметно.

В предыдущие годы, купцы ездили по этой дороге в Окницу, чтобы попасть на поезд, и эта дорога была опасной, из-за нападения грабителей. После постройки ж/д станции в Васкауцах, эта дорога использовалась только для двух соседних городов и для кладбища.

За Единецким мостом протекала река, которая приносила воду в Даделес, и весь год она текла тихо и спокойно. Но весной, после частых и сильных дождей и таяния снега, вода была бурной. Маленькая речка превращалась в бурный поток, который выходил из берегов, ставя под угрозу затопления близлежащие дома.

С западной стороны - две дороги (улицы): из уездного города Хотин и близлежащих сел, а также для прогулок по окрестным лесам.

На этих улицах, исключительно в верхней части, стояли лучшие дома, которые подходили даже для большого города. Здесь же находилось почтовое отделение, откуда берется название улицы - Почтовая. Румыны назвали эту улицу в честь короля Фердинанда, отца короля Кароля, но жители знали эту улицу только под названием Почтовая. Западная часть этой улицы использовалась для вечерней прогулки в Шаббаты. В то время улица была настолько заполнена хорошо одетыми взрослыми и молодёжью, что через нее было трудно пройти.

Три главные улицы (Почтовая, Романкауцкая и Буковинская) были ограничены с обеих сторон каменными тротуарами. Помню, в годы Первой мировой войны улицы были частично ограничены деревянными тротуарами, а некоторые и вообще без тротуаров. В восточной части, которая идет к Единецкому мосту, деревянные доски на пешеходных дорожках оставались много лет.

Большинство других улиц были без тротуаров или имели свободно расставленные доски шириной около 40 сантиметров (улицы Больничная, Берл-Йосеф-Ицхака и Хотинская).

Возле города было три луга. Их использовали для выпаса скота и для прогулок в Шаббаты во второй половине дня. По другую сторону реки Даделес был поросший зеленью холм. Жители использовали эту "Почтовую гору" для пикников, а дети с удовольствием приезжали сюда, чтобы поиграть и покататься с горы. Зимой дети весело катались с горы на санях и коньках. Река Даделес привлекала пловцов в летние дни. Об этой реке говорили, что каждое лето она нуждается в "жертвоприношении", особенно во время "Девяти дней" (период в месяце Ав, когда купание запрещено, согласно еврейскому закону, из-за разрушения Храма). И правда, в этой реке было много утонувших, даже хороших пловцов.

Следующим по размеру был "огненный" луг, потому что городская пожарная часть находилась в южном углу. Как только площадь застройки города была расширена (т.н. "Новый план"), большая часть луга была застроена. В оставшейся части в Шаббат и Йом-Тов прогуливались горожане. Недалеко отсюда располагался и зоопарк.

Третий - "церковный" луг, окруженный церковью с домами не-евреев и не-еврейским кладбищем, и прорезанный тропинками, которые граничили с длинным рядом высоких акаций. В середине этого ряда находился колодец. Этот район был очень недружелюбным.

В Бричанах были две больницы: государственная и еврейская. Государственная больница сначала поддерживалась русским, а после 1918 года - румынским правительством. Здания, высокие и крепкие, были окружены высокими, зелеными деревьями и цветами. Внутреннее убранство: система коридоров, широкие палаты, окрашенные в белый цвет, и большие окна, которые пропускали много воздуха и света. Все это производило очень положительное впечатление и внушало почтение к заведению. Доктор Туник исключительно хорошо осматривал больных. В нашем городе мы считали его отличным врачом и человеком, который проявлял утонченный подход ко всем - как к евреям, так и к не-евреям. В целом, в каждом уголке больницы был дух христианского влияния, даже с персоналом, но при этом не было плохого поведения по отношению к евреям.

Еврейская больница находилась на северной стороне, в еврейской части поселения. Еврейская община поддерживала ее, иногда больница получала деньги, которые посылали выходцы из Бричан, жившие заграницей. Большинство пришедших сюда были больные, которые не хотели идти в не-еврейскую больницу из-за проблемы с кошерной пищей. Также здесь были хорошие врачи: Хохман, Шварцман, Шур, Глейзер, Трахтенбройт, Группенмахер и др.

Рядом был больничный парк, где больные могли отдохнуть в тени густых деревьев. Время от времени больница оказывалась в экономических затруднениях, что приводило к уменьшению объемов медицинской помощи, либо к сокращению количества коек. Примерно в 1923-24 году комитет больницы при поддержке еврейской общины открыл парк для всего населения и разрешил в нём прогулки.

Бригада добровольных пожарных была одним из важнейших учреждений. Я хорошо помню 1921-1922 годы, как тогдашняя молодежь массово регистрировалась в ряды пожарных, и как они повышали этим свой статус. Ввели форму, заказали блестящие шлемы, топоры и молотки, получили несколько новых огнетушителей, лестницы, водяные баки. Инструктор проводил с ними полевые упражнения, они проходили практику и теорию тушения пожара. Они также создали музыкальную секцию. Во главе пожарных стоял Иехиел Сигал, который долгие годы служил этому учреждению с большой преданностью. Он был очень активен и организовал несколько демонстрационных маршей и учений. Учреждение пульсировало жизнью и вызывало интерес у города и молодежи. Также ему очень помог его сын Мойше, когда он вырос. Даже в более поздние годы, они оба остались верны учреждению, когда оно стало ослабленным, брошенным и забытым.

Река Даделес была не единственным местом, где можно было искупаться в проточной воде. Маленькая речка Лопатник, которая протекала по восточной стороне поселения, у подножия гор по дороге на Единцы и Сокиряны, имела свой исток далеко, и она питала себя колодезной водой у подножия гор. Ее изгиб был капризным и зигзагообразным. Недалеко от города вода стекала на площадку из камней, полную рвов, из которых создавались своеобразные ванны. В жаркие летние полуденные часы сюда приезжали горожане и с огромным удовольствием мылись в проточных водах.

Большинство улиц были прямыми, более или менее спланированными, даже небольшие улицы и переулки. Правда, некоторые улицы тянулись очень далеко, как длинный шир-амалос (благодарственная молитва после трапезы), но в целом он имел планировку большого города, в соответствии с установкой, и был разделен на четыре секции. Если бы можно было найти некоторое количество денег и нанять инженеров по планированию, Бричаны могли бы превратиться в современный, хорошо управляемый и комфортно построенный город.

Дома были построены без какой-либо определенной системы или какого-либо определенного стиля. Со временем соломенные крыши исчезли, а на их месте появилась черепица, или покрашенные жестяные крыши. Только не-еврейские дома в дальних углах все еще были покрыты соломой.

Большинство домов были одноэтажными, с угловатой крышей и водостоком для дождевой воды. Так строились дома, без необходимости работы со специальными инженерами и без особых планов. Вы позвонили соседу или знакомому, который был в общем-то знаком со строительными вопросами, обсудили с ним дела, заказали строителей и материалы, и за короткое время дом был построен.

Дома строились из глиняного кирпича, или из сырой извести, смешанной с навозом, которую месили посреди улицы голыми ногами или с помощью лошади. Только состоятельные люди могли строить свои дома из обожженного кирпича, что сделало здание более дорогим. Изнутри и снаружи они накладывали слой штукатурки или гладкого покрытия на стену, а затем белили ее. Некоторые дома были построены с лестницами спереди и с балконом; так эти дома стояли бок о бок, в то время как рядом, с обеих сторон или прямо напротив, были маленькие и низкие старые дома, которые давно потеряли свой первоначальный фасад.

Примерно в каждом доме был подвал, в который можно было спуститься по лестнице с улицы. Погреб был выкопан глубоко в земле, поэтому в нем поддерживалась прохладная температура и было немного сыро. В результате в подвале сохранялась свежесть продуктов питания. В некоторых местах имелись "ледяные погреба" (ледовни), в которых зимой хранились огромные глыбы льда - глыбы, оторванные от льда в реке. В подвале они были покрыты толстым слоем соломы, напоминающим крышу. Таким образом, лед сохранялся до конца лета, и использовался различными учреждениями (больницы, фабрики и т.д.).

По обеим сторонам тротуара через каждые 100 метров находились высокие столбы, держащие телефонные и телеграфные провода. Главная телефонная станция находилась в здании почты. Оттуда телефонные и телеграфные провода тянулись в соседние города и поселки. О таких видах роскоши в частных домах не задумывались. Только позже два партнера, Бенцион Кауфман и Йосеф Кауфман, установили у себя дома телефоны.

Примерно в 1922 году появились столбы, которые были прочными и высокими, из которых тянулись толстые медные провода. Секрет был быстро раскрыт - в городе собирались провести электричество. И в самом деле, очень скоро улицы были освещены электрическим светом, а керосиновые лампы полностью исчезли. Также они зажгли несколько витрин, рекламирующих красивые вещи; вскоре появился кинотеатр. Он был построен в знаменитом дворе Бабанчика неким Фрымчисом, уроженцем Могилев-Подольска. В течение нескольких лет некоторые керосиновые лампы горели вместе с электрическими, но медленно электрические провода распространялись и по боковым улицам, и модернизация ощущалась во всех уголках.

Но водопровод еще не провели в дома. Источниками воды были колодцы, разбросанные по разным частям города, и из них люди черпали воду. Кроме минимальных нужд, бригада водовозов снабжала город пресной водой из колодцев, забираемой из реки Извор и перевозимой в бочках на двухколесных, запряженных лошадьми повозках. Для индивидуального пользования использовались деревянные ведра, а водовозы оплачивались по неделе или по месяцу. Кроме того, иногда приходилось покупать дополнительную воду, в зависимости от потребностей домашнего хозяйства.

В базарные дни, когда крестьяне были свободны от работы в полях и садах, они приезжали в город со своими продуктами (зелень, яйца, молоко, животные, птицы и т.д.), чтобы продать их, и на вырученные деньги, купить себе предметы первой необходимости. Они приезжали на повозках (и почти у каждого не-еврея было своё "парковочное" место), отцепляли лошадей и направляли головой к повозкам, чтобы они поели солому и сено. Крестьяне с женами и детьми привозили с собой продукты, а после того, как все их вещи были проданы, отправлялись в трактир. Там они пропивали большую часть денег, которые только что заработали. В эти рыночные дни улицы переполнялись повозками и животными, и крестьяне в деревенской одежде ходили по еврейским магазинам, торгуясь и споря, пока не приобретали то, что выбрали. Немало споров, криков, а много раз и драки возникали в эти дни, особенно, когда сельские жители пили слишком много водки и спорили между собой посреди трактира, или просто дразнили евреев и выливали на них свой не-еврейский нрав.

За городом находился рынок животных. Раньше он находился в районе Поля пожарных, но со временем этот район стал слишком близким к жилому району, поэтому его перенесли в западную часть города, по дороге в лес Россошан (это была дорога, ведущая Хотин). Человеческие голоса, коровы и лошади, птицы и овцы - все смешалось, создавая большой шум. Там проверяли лошадей, как они шли и как бегали; там ощупывали гусей и кур; там они чинили колеса повозок; торговались за цены крича друг на друга, пока не приходили к взаимопониманию, и после этого дела обе стороны по понятным причинам заключали сделку в трактире с лехаимом.

Хранилища зерна были в основном сосредоточены в районе Единецкого моста, а через несколько лет они переехали на другую сторону моста, по дороге в Сокиряны. Оттуда торговцы зерном отправляли повозки с зерном и зерном на масло на маслозаводы.

Было особое место, которое еврейская община организовала для мясников для продажи кошерного мяса: говядины, ягненка и птицы, то есть куры, гуси, утки и индюки покупались живьем у крестьянок, и затем люди шли к шойхету.

Для убоя птиц у каждого шойхета была своя бойня. Шохтим, которые я помню: Йехиель Большой с улицы Хотинской; Йехиель маленький на улице Берл-Йосеф-Йицхока; Шмуэль, возле небольшой синагоги Галантер; Лейбиш, напротив Йосси Пинье (Зильбер); Ицык, на Романкауцкой.

Ворота Сиона открылись в "Шаарей Цион", организации сионистов в Бричанах. Они назывались "шуль", но в первую очередь это был центр сионистов. Там проводились молитвы в Шаббос и Йом-Тов. Около 1925 года было завершено строительство нового здания Шаарей Цион с двумя большими комнатами на втором этаже для Талмуд-Торы. Молитвенный зал был спланирован с пространством, галереями, и заодно стал служить местом для сионистской деятельности в городе.

В течение многих лет Ицхок Фейтелес своим красивым, музыкальным голосом и красивым стилем руководил молитвами. Еще больше сионистов стали посещать Шаарей Цион на Шаббат, где были введены некоторые современные традиции, такие как разделение тех, кто будет призван к Торе по алфавитному списку, без конкуренции за какую-либо часть церемонии (без споров за шлиши или мафтир). Не было никакой "восточной стены" (которая есть у каждого шула), в общем, не продавалось ни одного места; и каждый прихожанин мог сидеть там, где ему заблагорассудится, или там, где есть пустое место. Служба была тихой и спокойной. Вызов к Торе было согласно приглашению, которое прихожане получали от габаев, до начала службы, по заранее установленному порядку. Ни одна из этих привилегий не была продана прихожанам ("фаркойфн алияс"), за исключением особых случаев.

В этих строках я хотел разделить период 1910-1926 годов с моими земляками. С ними, моими земляками, я связал воедино многие из своих личных переживаний с того времени, когда я впервые начал понимать и серьезно размышлять о времени, прошедшем после моих детских лет, с юности до того времени, когда я покинул место своего рождения, когда отправился на поиски Торы, чтобы подготовиться к жизни в Израиле - в соответствии с моими собственными устремлениями и воспитанием в доме моих родителей.